Сладкая вата особого риска

Рязанский проспект был поделен у ребят на сферы влияния Особенных развлечений в моем детстве и юношестве я не припомню – хоккейная коробка зимой, лапта и прятки весной, летом – в деревню, к бабушке и дедушке… Однако, думаю, многие москвичи еще помнят такое уникальное явление, как старьевщик. Подъезжал фургон-грузовичок, открывалась задняя дверь, а там… А там – все, что пожелает детская душа, не избалованная чудесами капитализма. Надувные шарики, разноцветные! Наборы цветных карандашей – фломастеры тогда нам только снились. Петушки сахарные, на палочках, рыжие и красные! А иногда – жевательная резинка прибалтийского производства! Игрушечные пистолеты-пугачи доставались только самым первым, успевавшим добежать до старьевщика с каким-нибудь барахлом. Я отнес к грузовичку, как-то остановившемуся прямо на Ферганской, коробку патефонных пластинок тридцатых-сороковых годов. Я так и не признался родителям, когда они, спустя время, обнаружили пропажу. Оказывается, там был Петр Лещенко, полуподпольный Лещенко, привезенный из покоренной Европы и купленный после войны на базаре… Люберцы. Шпана там была всегда. И лучше в Люберцы было попусту не соваться. Но там находилось чудо из чудес – киоск сахарной ваты! — Поехали?- спросил меня приятель Санька. Сердечко сжалось. Вата! Сахарная! Но ведь опять придется получать от шпаны! Мы пошарили по карманам. Около рубля мелочью – это была сумма! Она скопилась от несъеденных завтраков и выигранных денежек в орлянку. — Едем!!! Ларек был открыт. И даже вата в нем была. Но у ларька, ухмыляясь, стояла шпана. Человек семь. Трое крупных, как мы, лет пятнадцати. Остальные – мелочь пузатая. Но по законам улицы мелочь и вязалась к незнакомцам. — Откуда, пацаны?- подвалил к нам мелкий шкет. — С Рязанки. — Со старой, с новой? — С обеих. — Кого знаете? Это была засада. Люберцы, как и Рязанский проспект, были поделены на сферы влияния. Поди узнай, откуда эти?! Короче, фингалы нам были обеспечены. — Деньги есть? Нет? А если найду?! И тут я увидел афишу фильма «Приключение желтого чемоданчика». — Глядели, пацаны? — спросил я, кивнув на афишу. — Ну, глядели, и че? — Да ниче. Я там снимался. Они угрожающе придвинулись. — И кого ты там играл? Желтого чемоданчика? Они покатились со смеху. — Пацана я играл. Хулиганистого… Они задохнулись от гнева, вызванного этим неслыханным кощунством, и уже схватили меня за ворот. Но главный, до той поры молчавший, спросил: — Болтуна играл? — Да. — А ну, повтори, как он болтал! — Представляете, мне училка поставила три с плюсом, и говорит, что это то же самое, что четыре с минусом, — скороговоркой начал я. Потрясению люберецких не было краю. А мне никогда ни до того, ни после так широко не улыбалась слава. Настоящая. Надо ли говорить, что вату мы с пацанами съели вместе, а вся школа потом безбоязненно ездила в Люберцы, смело отвечая на вопрос «Кого знаешь?!» — Болтуна!!!    

Запись Сладкая вата особого риска впервые появилась Юго-Восточный Курьер.

Рязанский проспект был поделен у ребят на сферы влияния

Кадр из фильма «Приключения желтого чемоданчика» Фото: открытый источник

Особенных развлечений в моем детстве и юношестве я не припомню – хоккейная коробка зимой, лапта и прятки весной, летом – в деревню, к бабушке и дедушке… Однако, думаю, многие москвичи еще помнят такое уникальное явление, как старьевщик. Подъезжал фургон-грузовичок, открывалась задняя дверь, а там…

А там – все, что пожелает детская душа, не избалованная чудесами капитализма. Надувные шарики, разноцветные! Наборы цветных карандашей – фломастеры тогда нам только снились. Петушки сахарные, на палочках, рыжие и красные! А иногда – жевательная резинка прибалтийского производства! Игрушечные пистолеты-пугачи доставались только самым первым, успевавшим добежать до старьевщика с каким-нибудь барахлом.

Я отнес к грузовичку, как-то остановившемуся прямо на Ферганской, коробку патефонных пластинок тридцатых-сороковых годов. Я так и не признался родителям, когда они, спустя время, обнаружили пропажу. Оказывается, там был Петр Лещенко, полуподпольный Лещенко, привезенный из покоренной Европы и купленный после войны на базаре…

Люберцы. Шпана там была всегда. И лучше в Люберцы было попусту не соваться. Но там находилось чудо из чудес – киоск сахарной ваты!

— Поехали?- спросил меня приятель Санька.

Сердечко сжалось. Вата! Сахарная! Но ведь опять придется получать от шпаны!

Мы пошарили по карманам. Около рубля мелочью – это была сумма! Она скопилась от несъеденных завтраков и выигранных денежек в орлянку.

— Едем!!!

Ларек был открыт. И даже вата в нем была. Но у ларька, ухмыляясь, стояла шпана. Человек семь. Трое крупных, как мы, лет пятнадцати. Остальные – мелочь пузатая. Но по законам улицы мелочь и вязалась к незнакомцам.

— Откуда, пацаны?- подвалил к нам мелкий шкет.

— С Рязанки.

— Со старой, с новой?

— С обеих.

— Кого знаете?

Это была засада. Люберцы, как и Рязанский проспект, были поделены на сферы влияния. Поди узнай, откуда эти?! Короче, фингалы нам были обеспечены.

— Деньги есть? Нет? А если найду?!

И тут я увидел афишу фильма «Приключение желтого чемоданчика».

— Глядели, пацаны? — спросил я, кивнув на афишу.

— Ну, глядели, и че?

— Да ниче. Я там снимался.

Они угрожающе придвинулись.

— И кого ты там играл? Желтого чемоданчика?

Они покатились со смеху.

— Пацана я играл. Хулиганистого…

Они задохнулись от гнева, вызванного этим неслыханным кощунством, и уже схватили меня за ворот. Но главный, до той поры молчавший, спросил:

— Болтуна играл?

— Да.

— А ну, повтори, как он болтал!

— Представляете, мне училка поставила три с плюсом, и говорит, что это то же самое, что четыре с минусом, — скороговоркой начал я.

Потрясению люберецких не было краю. А мне никогда ни до того, ни после так широко не улыбалась слава. Настоящая. Надо ли говорить, что вату мы с пацанами съели вместе, а вся школа потом безбоязненно ездила в Люберцы, смело отвечая на вопрос «Кого знаешь?!»

— Болтуна!!!

Запись Сладкая вата особого риска впервые появилась Юго-Восточный Курьер.