Бабье лето

Сентябрь – удивительный месяц. С него всегда что-то начинается – школа, институт, работа. Я даже календарный год всегда считаю с сентября. Для меня в августе – это в прошлом году. Может, конечно, и нелепо, но когда сначала ты сам, а потом все вокруг учатся – получается очень логично.
Много сентябрей хороших и разных было в моей жизни, но тот теперь уже далекий, когда мы первокурсниками ездили в колхоз, - самый памятный.
В нашем институте девчонок на картошку не брали, но в группе мы с Викой были единственными представительницами слабого пола, и декан решил не оставлять нас в Москве, тем более, что она закончила медучилище и могла поехать как фельдшер, а я – за компанию.
Я каждое лето отдыхала в пионерском лагере и вообще любила походы, поэтому поездка на картошку представлялась небольшой увеселительной прогулкой в какой-то колхоз в Рязанской области. Особо напрягаться в уборке урожая никто не собирался – я, кстати, до сих пор не понимаю, почему на колхозные поля гнали студентов и молодых специалистов из города, в то время как деревенские валяли дурака, ходили вечно пьяные и постоянно задирались к приехавшим.
Погода выдалась удивительно теплая – самое настоящее бабье лето. Разместили нас в недостроенном коровнике, в углу которого старой простыней отделили девчачью комнату.
Утром выехали на поле. Земля была сухая, лопата тяжелая, картофельные клубни – мелкие и противные, все время норовившие попасть куда-то мимо ведра. К обеду голова раскалывалась, спина ныла, хотелось лечь куда-нибудь в тихую тень, и чтобы никто не кантовал.
«И что меня понесло на эту картошку, ведь спокойно можно было остаться в Москве, так нет, романтики захотелось, песен у костра» - ругала себя, на чем свет стоит. Все происходящее в самом деле переставало нравиться и мало было похоже на то, о чем мечталось.
Кое-как доработали до вечера, с трудом приплелись в свой коровник, но мечте поспать не суждено было сбыться – мальчишки пошли в клуб на танцы, и пришлось тащиться с ними, поскольку перспектива остаться в чужом месте в пустом доме, не имевшем не только запоров, но и самих дверей, мало радовала.
Танцевать я никогда особо не умела, потому прихватила книжку, чтобы как-то скоротать вечер, и потащилась за народом.
Клуб в колхозе был большой и новый. В нем вкусно пахло деревом, и весь он был какой-то нарядный, совершенно не вязавшийся с обликом деревни в целом.
Вика с мальчишками притащили бутылку портвейна и втихаря прикладывались к ней, чтобы, как они говорили, расслабиться и согреться. Я крепленые вина не перевариваю, поэтому сочла за лучшее пристроиться в уголке со своей книжкой и спокойно подождать, пока танцы-шманцы закончатся.
Олег возник как-то неожиданно. На минуту появилось ощущение, что погас свет, поднимаю глаза от книги – почти вплотную ко мне стоит парень – огромный,  русоволосый и кудрявый. «Привет, пигалица, ты кто?» – однако, нахал, – подумала я и попыталась продолжить чтение. Не тут-то было, «шкаф» не собирался трогаться с места.
«Я Олег, мы тут с геологической партией в соседней деревне, а ты на картошке? –  Ну, допустим - отвечать не хотелось, но и молчать не имело особого смысла – а чего не танцуешь? – не хочется – ага, я тоже не любитель ногами дрыгать», – сказав это, он взял стул, придвинул его почти вплотную ко мне и сел лицом к спинке – как на коня.
Он спросил про институт, про школу, оказалось, что в Москве недалеко от нас живет его бабушка, и минут через пять мы разговаривали как добрые знакомые. Было какое-то странное ощущение, что я его знаю тысячу лет, и вообще с ним легко и просто.
Незаметно кончились танцы, народ повалил из клуба, а мы сидели, взявшись за руки, и все говорили, говорили, будто боялись расстаться.
Потом еще долго гуляли, провожая друг друга.  И так – каждый вечер. Казалось, он знал и умел  все, читал все книги, смотрел все фильмы, мог спеть любую песню. Мы понимали друг друга с полуслова, и такое удивительное чувство тишины и покоя поднималось в душе в присутствии Олега. Ощущение, будто кто-то дал мне в руки хрустальный шар и надо нести его нежно и бережно, чтобы не разбить.
За эти три недели мы ни разу не поссорились и при этом – ни разу не поцеловались. Удивительная целомудренность наших отношений и радовала, и пугала одновременно. Было в них что-то непрочное, зыбкое, будто ненастоящее.
В последний день картофельных страданий резко похолодало, подул сильный ветер и пошел дождь. Мы вымокли и замерзли, и я с нетерпением ждала Олега, чтобы прижаться к нему – такому большому и теплому, но он не пришел. Не было его и среди провожающих, когда мы на другое утро покидали колхоз.
Больше мы не виделись, но все равно я благодарна этому человеку за те удивительные мгновения счастья, которые я испытала, общаясь с ним. Долгие годы потом  я всех своих друзей и претендентов на руку мерила по его аршину и это уберегло от лишних бед и разочарований.
Спасибо тебе, Олег, за то, что ты был в моей жизни, за то удивительное бабье лето в далеком сентябре студенческой юности.