История одной дуэли часть 2 | Авторские колонки
Чт, 28 марта €100.27 $92.59
zen-yandex

Авторская колонка

назад

История одной дуэли часть 2

История одной дуэли часть 2
Дуэль забыта, все должно вернуться на круги своя, но фортуна – дама переменчивая...
Пасха в тот год была поздняя, и к балу, устраиваемому в пятницу на Светлой, все расцвело – деревья, кусты, цветы на клумбах, природа играла яркими красками на фоне голубого неба, а душа пела от всей этой красоты и ощущения полноты бытия.
Князь Гантиуров, возглавлявший роту наряженных на бал младших офицеров полка, был одет в новенький мундир, который сидел на нем просто превосходно. Белые перчатки, начищенные сапоги, весь он был какой-то новенький и щегольский, если так можно выразиться и светился изнутри этой своей радостью, которая не покидала Алексея всю пасхальную неделю. Намедни он получил письмо от матери, сообщавшей, что выхлопотала разрешение у старого князя навестить сына, чему поручик был крайне рад, поскольку виделся с матерью довольно редко – все их общение проходило в длинных письмах, полных любви и бережного отношения друг к другу.
Окна в зале были распахнуты, ветер шевелил легкие занавески, дамы с радостью танцевали с молодым князем, благосклонно отвечая на его улыбки и светскую беседу. Алеша был рад такой искренней радостью молодости, когда не думаешь еще о том, что расположение девицы может вызвать твой титул, имя, внешность, звание, а не ты сам и твой внутренний мир. Жениться он пока не собирался, да и выбор невесты полагал за отцом, потому просто радовался жизни, музыке, теплу и своему хорошему настроению.
Танцуя вальс с только что представленной ему княжной Зинаидой Дмитриевной Белопольской, поручик улыбался девушке, спрашивал, где она провела Пасху, куда ходила к обедне и как ее нравятся стоящие погоды. Она отвечала, потупив взор, а потом неожиданно во время очередного поворота спутала па и чуть не упала. Алексею пришлось ее поддержать и прижать чуть сильнее к себе, тогда же он заглянул в ее глаза и неожиданно понял, что пропал. Нет, он не влюбился так сразу, но сердце забилось чуть чаще и ему захотелось больше узнать о Зинаиде Дмитриевне, разговорить ее, потому что девушка явно стеснялась, а в глазах ее – умных и глубоких – увидел поручик что-то такое, что тронуло его душу.
После танца, испросив позволения девушки и ее старой тетки княгини Белопольской-Белозерской, Алексей отвел Зинаиду Дмитриевну к столам с едой и напитками. От шампанского она отказалась, попросила только бокал крюшона, а выпив его, велела отвести ее обратно к тетушке.
Разговора не получилось, и больше в тот вечер Гантиуров приглашать юную княжну не решился, да и вообще танцевать ему расхотелось. Поручик прошел в соседнюю комнату, где играли в карты и даже перекинулся в вист с двумя морскими лейтенантами и сорвал банк. Ставка была смешная – по полушке и выигрыш мизерный, но это немного вернуло хорошее настроение. Алексей вернулся в залу, предполагая пропустить последний танец перед ужином, но неожиданно для себя пригласил грустившую у колонны дочь хозяина бала графа Андрея Павловича Чернышова.
Протанцевав с Катенькой Чернышовой – они были знакомы давно, дружили семьями и поручик имел дозволение называть девушку по имени, естественно, когда их никто не слышал – тур лансье, Алексей проводил ее к ужину и после – снова в бальную залу.
В столовой, когда они подошли туда, все большие столы были уже заняты, пришлось сесть вдвоем за небольшой столик в углу. Непосредственная и живая Екатерина Андреевна болтала без умолку, весло смеялась шуткам Гантиурова и вообще вела себя довольно раскованно…
Расставшись с ней на пороге бальной залы, поручик поцеловал затянутую в атласную перчатку руку и откланялся, совершенно не предполагая, что это общение будет иметь какие-то последствия.
В субботу идя от Всенощной, князь Гантиуров неожиданно увидел Зинаиду Дмитриевну с тетушкой, подошел поздороваться и предложил их проводить. На этот раз девушка не был так скованна, как на балу, и между молодыми людьми завязалась беседа, нашлись и общие знакомые в Москве.
В воскресенье после обедни князь возил княжну кататься в экипаже, а вечером в офицерском собрании прапорщик Букреев, проиграв Гантиурову три рубля в карты, неожиданно заявил, что тот играет нечестно. И не только играет, но и ведет себя с дамами. Обещал де жениться на Катеньке Чернышовой, а сам теперь дурит голову княжне Белопольской.
Ошарашенный вопиющей наглостью прапорщика и его явным враньем, князь обвинил Букреева во лжи, а тот тут же бросил ему перчатку.
– Мои секунданты будут у вас до полуночи, – Алексей долго еще слышал нагловатый чуть картавый выговор приятеля, вспоминая те события. Сам он просто развернулся и вышел.
Стрелялись на рассвете, и Гантиуров вообще собирался выстрелить в воздух, но делая шаг к барьеру, слегка поскользнулся и потерял равновесие. Пистолет выстрелил. Пуля попала Букрееву в правую руку, чем дуэль и закончилась.
Имя актрисы Незванской, давней любовницы Букреева, всплыло благодаря одному из секундантов, слышавшему имя девушки, из-за которой вроде был брошен вызов. А Незванскую звали как раз Катенькой.
  
Алексей же все время, что был лишен звания и возможности появиться в обществе, хотел объясниться, но не с Чернышовой, которая вскоре после дуэли вышла замуж за какого-то иностранца и уехала в Европу, а с княжной Белопольской, чье имя он невольно скомпрометировал. Князь Гантиуров надеялся, что Букреев не станет болтать лишнего, но в то же время хотел как-то рассказать девушке о произошедшем и предупредить ее быть осторожной, буде ей когда придется общаться с прапорщиком. С другой стороны говорить о дуэли не хотелось…
И вот сейчас он стоял у колонны и наблюдал за Зинаидой Дмитриевной, кружащейся в вальсе, и совершенно не знал, как поступить. Вроде и огородить девушку от сплетника следует, но и сказать про дуэль – выставить себя эдаким героем-защитником, к тому же нарушить дуэльный кодекс, чего Гантиуров ни в коем случае не хотел.
Неожиданно девушка обернулась, и князь поймал ее взгляд – чего в нем было больше – узнавания или испуга, Алексей не понял, но Зинаида Дмитриевна испугалась слишком явно, потому Гантиуров посчитал, что, подойдя к княжне, поставит ее в неловкое положение, вышел из залы и уехал с бала, даже не дождавшись ужина.
– Что так рано воротился? – полковник Уваров сидел в кресле у камина, поджидая племянника. – Неужто танцевать не захотел? Или девицы у нас теперь страшны как смертный грех, – Андрей Федорович оглядел князя с ног до головы.
– Все хорошо, право слово, просто замечательно, да вот как на грех голова разболелась, – попробовал вывернуться Гантиуров.
– В твоем возрасте голова болеть не должна, – изрек Уваров, внимательно наблюдая за молодым человеком. – Порошок возьми на тумбочке в спальне, да чаю со мной выпей, поговорим.
Алексей покорно пошел в спальню за совершенно ненужным ему лекарством, которое и выпил, морщась, под строгим взглядом полковника, а потом сел в предложенное кресло.
– Не знаю, мил друг, кому и чем ты успел насолить, но прошение твое пришло сегодня совсем не с той резолюцией, что ожидали. Чин тебе вернули по заслугам учебным с наказанием служить прапорщиком еще год и направлением в Кишинев. Туда же, куда по излечении попадет и твой противник прапорщик Букреев. Не знаю, кто надоумил военного министра свести вас снова, но вот бумага – читай.
Отставив чашку с чаем, Гантиуров несколько раз прочел строки высочайшей резолюции, пока до него дошел весь смысл написанного. Главным было то, что возвращали офицерский чин, а еще год он прослужит, непременно, хоть в Кишиневе, хоть в Одессе. Конечно, снова встретиться с Букреевым было неприятно, но это можно пережить. Главное – служба.
– Когда ехать? – медленно спросил Алексей дядюшку, как только первое волнение от полученного известия улеглось.
– Три дня на сборы положено. Документы же надо выправить, билет. И я совершенно не разделяю твоей радости, – Андрей Федорович тоже отставил чашку с чаем. – Букреев…
– Я постараюсь с ним дела не иметь, – перебил Гантиуров полковника.
– Что у вас, молодых, за дурная привычка перебивать старших. Да еще старших по званию. – Уваров строго посмотрел на племянника. – Букреев способен на зло и подлость. Потому не только держись от него подальше, но веди себя так, чтоб никто к тебе придраться не мог ни по какому поводу. Понимаешь? Никто!
  
Так князь оказался в Кишиневе, а потом и на Балканах. То, что Государь объявил войну Турции, не было ни для кого неожиданностью – в обществе ожидали именно такого разрешения балканского конфликта, но вот то, что Алексей попал в действующую армию – не ожидал и он сам. Прошение, написано на каком-то патриотическом подъеме, и тут де удовлетворенное – много лет спустя вспоминая ту весну 1877 года, князь не мог себе объяснить – зачем он это сделал. Точно не из желания покрасоваться и глупого геройства. Он хорошо помнил день объявления войны 24 апреля. После торжественного парада архиепископ Павел на молебне зачитал манифест императора Александра II, в котором говорилось о начале военных действий против Османской империи. Всеобщее воодушевление, какой-то патриотический подъем – и многие в тот день подали прошения. Не остался в стороне и Гантиуров. И вот теперь Плевна, изматывающая жара и который день длящаяся осада.
Тяжело неимоверно, да еще сердце ноет от неизвестности – Алексей не сообщил матери ни о дуэли, ни о ее последствиях, ни о том, что он на фронте, и теперь томился отсутствием вестей от самого родного человека на свете. Больше всего переживал о том, что, случись что, сообщат старому князю, а он вряд ли известит мать Алексея, которую давно вычеркнул из своей жизни. Сразу, как забрал мальчика к себе.
После первого штурма Плевны, закончившегося ничем, проводились рекогносцировки на местности, и вот – новый штурм. Атака. Алексей бежал вперед, ловко орудуя саблей, потом вспышка и …темнота.
Очнулся в госпитале весь в бинтах. Рядом медсестрички обсуждали какого-то прапорщика с самострелом, которому грозит трибунал. Гантиуров плохо понимал, что говорили и о ком, а потом снова впал в забытье.
В следующий раз очнулся, когда перевязывали – от боли. Присохшие бинты отдирали на живую, но Алексей не издал ни звука, только скрипел зубами.
– Жив будешь, – заулыбался молодой военврач, видя, что князь пришел в себя, – и танцевать сможешь. Не завтра, конечно, но сможешь. Ногу мы твою спасли. Скажи спасибо вот сестрице – он указал на сидящую в отдалении девушку в белом переднике и косынке с красным крестом. – так просила за тебя, уговаривала, чтоб не калечили. Вдруг, говорит, невеста его там где-то ждет. Ждет невеста-то?
– Ннн ет, – с трудом разлепив спекшиеся губы, ответил Гантиуров, заикаясь, – ммм аа ть т оо лько.
– Ну нет, так будет. Вон какой – кровь с молоком, да кавалер теперь, – доктор снова улыбнулся. – там судейские приходили с допросом, но я не велел пока, сказал, что слаб прапорщик.
– Зз аа чч ем? – в памяти вдруг всплыл разговор про самострел, – яя неее сс тт… – начал Алексей, но доктор его остановил.
– Не волнуйся так, служивый, не по твою душу приходили. Рядом прапорщик лежал с самострелом. Как я понял, вы из одного полка. То ли сейчас, то ли раньше. Букреев фамилия. – доктор перестал улыбаться и поднялся уходить.
– Мм ии ххаил? – уточнил Гантиуров, веря и не веря тому, что сказал доктор.
– Да, Букреев, Михаил Александрович. Вижу, что знакомы, но пока не поправишься более-менее, судейских не пущу. Ему все одно трибунал или суд чести, слишком явно.
– Он ннне мог, – замотал головой Алеша, – Бб укк рр еев не трр ус.
– Мог, не мог, а сделал. Не думай об этом, тебе силы нужны, чтобы поправляться. – доктор кивнул и вышел из палаты.
Гантиуров полночи не спал, переживая за сослуживца. Да, Михаил солгал и поступил подло по отношению к нему, Алексею, но трусость – этого он совершить не мог. Вероятно, тут какая-то ошибка, и как бы он сам не относился к Букрееву, судейским надо сказать, что тот не трус.
Едва дождавшись утра, князь попросил пришедшую с лекарствами медсестру позвать судейского и долго доказывал, что прапорщик Букреев не мог струсить. Даже если он совершил то, в чем его обвиняли, это было сделано в состоянии аффекта, неосознанно, а никак не из трусости желания сохранить себе жизнь. Пожилой майор слушал, кивал. Что-то записывал, потом подал бумагу Алексею для подписи, и тот с трудом поставил корявую закорючку, настолько был слаб после ранения.
  
Недели через две-три, когда Гантиуров уже пошел на поправку и даже ходил по палате с костылем, в дверь неожиданно постучали, и на пороге появился Букреев. В штатском.
Поздоровавшись со всеми, он попросил Алешу выйти в коридор для разговора, и там князь узнал, что прапорщик все-таки был виновен. От трибунала его спас именитый родственник, но суда офицерской чести прапорщику избежать не удалось. Он был разжалован и с позором изгнан из армии.
– Вы простите меня, Алексей Николаевич, я тогда последние деньги проиграл, вот и сказал со зла. Вы везунчик по жизни, а мне всегда не везло, вот и сейчас, – он помолчал, – не свезло. Хотя могло и хуже статься так-то. Прощайте, вряд ли свидимся когда, и спасибо, что заступились. – Он протянул руку Гантиурову, потом резко убрал ее, – руки мне, поди, и не подадите, князь?
– Отнюдь, Михаил Александрович, – Алексей протянул руку, – извольте, вот моя рука. И не заступался я за вас, просто искренне верил, что вы на трусость не способны. Я и сейчас так считаю: на дуэли драться – смелость нужна. А умирать страшно. И война, она всех проверяет. На прочность. На честь и верность присяге. – Он помолчал, а потом продолжил так же медленно, чтобы не заикаться, – простите за высокий штиль, говорю, что думаю. И прощайте. А свидимся, нет ли – Господь рассудит.
Букреев хотел что-то сказать, потом махнул рукой, повернулся и пошел прочь по больничному коридору. Князь проводил его взглядом и вернулся в палату. На душе было гадко и мерзко, он сам не мог понять – почему.
Испросив перо, чернил и бумагу, Гантиуров сел писать письмо княжне Белопольской. Начав с пасхального бала, он попытался внятно и максимально корректно изложить все происходившее, включая дуэль, разжалование, рождественский бал, отъезд в Кишинев и в действующую армию. Почему-то не сомневаясь, что девушка поймет все правильно и не примет излияния души за рисовку и желание покрасоваться, Алеша написал все без утайки. Сам не зная, зачем, он делился с Зинаидой Дмитриевной самым сокровенным – мыслями о жизни и смерти, трусости и чести, присяге и верности Отечеству. Не называя имен, рассказал и про Букреева просто как про сослуживца, которого он, Алексей, считал и считает достаточно храбрым, потому никак не может понять его поступка. Князь, разумеется, не надеялся, что девушка объяснит ему, что двигало Михаилом, но очень хотелось выговориться хоть кому-нибудь. Ни матери, ни дядюшке, ни тем более отцу писать не решился.
Ответа не последовало, да Алексей и не ждал его, даже не очень надеялся на то, что письмо вообще будет доставлено адресату. Еще месяц провалялся он сам в госпитале, а потом после медкомиссии был отправлен в тыл на долечивание из-за хромоты.
В действующую армию князь больше не вернулся, но за мужество и героизм был награжден Георгием 4-й степени и автоматически повышен в звании и по личному ходатайству полковника Уварова отправлен после выздоровления к прежнему месту службы.
  
В Ригу поручик Гантиуров приехал на Святки и вместе с полковником посетил благотворительный бал в Благородном собрании. Каково же было удивление князя, когда Зинаида Дмитриевна Белопольская не только благосклонно посмотрела на него и улыбнулась, но обходя бальную залу с подругой, подошла к подпиравшему колонну поручику и против всяких правил первой поздоровалась и спросила о его самочувствии.
– Спп ааа сибо, княжна, я зд оо ров, – от волнения Алеша заикался больше обычного, – нно лли ше н воз можности ппп ригласить вас наа танн ец. Хрр о маю.
– Тетушка моя хотела с вами поговорить, Алексей Николаевич. Ее очень занимает Балканский вопрос.
– Извольте, – князь, наконец, справился с волнением, и пошел вместе с девушками к креслам, на которых восседали матроны.
Остановившись около княгини Белопольской-Белозерской, поручик поздоровался. Стараясь не волноваться и говорить медленно, он долго отвечал на многочисленные вопросы о турках, Плевне, Осман-паше, Тотлебене и генерале Скобелеве, потом проводил княгиню к ужину и до кареты. Прощаясь, Зинаида Дмитриевна, положила в руку Гантиурова много раз сложенный листок бумаги, а старая княгиня пригласила его на обед в ближайшую пятницу.
Оставшись один, Алеша смог прочесть послание, в котором Зинаида Дмитриевна благодарила его за письмо, извинялась, что замедлила с ответом, потому что не нашла способа отправить письмо так, чтобы никто не узнал. На двух страницах мелких округлым почерком девушка писала свои мысли, о том, чем поделился с ней поручик, и многое было созвучно его собственным переживаниям.
Какая она, однако, милая, добрая и умная девушка, – думал князь, глядя в незанавешенное окно на звезды. – Не посвататься ли мне, – но тут же отмел эту мысль, посчитав нелепой.
В пятницу за обедом, глядя на Зинаиду Дмитриевну, Гантиуров снова вдруг невзначай подумал, что это – хорошая партия, и стоит подумать о возвращении в Академию на дополнительный курс и службе в Генеральном штабе. Такая возможность поручику была предложена сразу после выпуска, но он почел более правильным службу в армии. Сейчас же, после ранения, так и не избавившись от хромоты, поручик посчитал, что больше пользы принесет Отечеству службой при штабе, чем в армии, а тем более – на войне. Он же даже в атаку пойти не сможет и только посмешищем перед всеми будет – колченогий.
Переговорив тем же вечером с полковником, Алексей получил благословение дядюшки и написал отцу и матери.
  
Общаясь с княжной Белопольской в ожидании ответа от родителей, Гантиуров все больше уверялся в правильности выбора, и когда старый князь написал, что не возражает, Алеша надел парадный мундир и поехал свататься. Его предложение, благосклонно встреченное старой княгиней, неожиданно было отвергнуто Зинаидой Дмитриевной.
– Вы не любите меня, Алексей Николаевич, – сказала девушка, когда их оставили наедине, – так зачем сватаетесь?
– Нн е з наа ю, – вдруг растерялся поручик, – в вы так на пп иса ли, словно понимаете меня, – постепенно речь его выправилась. – и я подумал…
– Зря подумали. Да, терзания ваши мне понятны, и на поступок Михаила Александровича мысли наши сходятся, и на многое другое, но разве это повод – жениться на мне?
– Простите, Зинаида Дмитриевна, вы правы, не смею более докучать вам, – медленно произнес Гантиуров, щелкнул каблуками, четко по военному развернулся и вышел из утренней гостиной, где происходил разговор.
Еще через неделю он уехал в Академию.
  
Снова в Риге теперь уже штабс-капитан Гантиуров оказался лишь спустя полтора года – приехал с пакетом из Генерального штаба к полковнику Уварову. Он сам попросился в эту поездку, хотя пакет могли доставить и с нарочным, но что-то тянуло поручика туда и не давало спокойно спать по ночам.
Вдали от Зинаиды Дмитриевны он вдруг понял, что ему не хватает общения с этой девушкой, и ощутил щемящую пустоту внутри, которую нечем было заполнить. Свататься повторно после отказа князь посчитал неправильным, но просто встретиться и поговорить с княжной никто ему запретить не мог. Понимая это, в то же время навестить Белопольских князь не спешил…
  
На улице вовсю буйствовала весна с разноцветьем красок и запахов, и когда до отъезда оставались считанные дни, князь все-таки решился наведаться к Зинаиде Дмитриевне.
– Княгиня не принимают, – ответил старый слуга, приняв карточку, – могу доложить княжне Зинаиде Дмитриевне, барышня дома.
– Доложите, – кивнул поручик и остался стоять в дверях в ожидании.
– Алексей Николаевич, Господи, – Зиночка в каком-то летящем платье показалась на верхней ступени лестницы и стремглав побежала вниз, к нему.
Сердце Алеши застучало как бешеное, он неожиданно понял, что безумно соскучился по ней, и что определенно свалял дурака в прошлый раз, сказав, что не любит. Потому что что это, если не любовь?
На последней ступеньке девушка споткнулась и непременно упала бы, не подхвати ее князь. На какое-то мгновение оба замолчали, не отпуская друг друга, а потом заговорили, перебивая друг друга, что были не правы и просят прощения, и…
– Я согласна стать вашей женой, – тихо произнесла Зиночка, потупив взор, – если вы не раздумали и готовы повторить свое предложение.
– Гг о т ов, – заикаясь больше обычного проговорил князь. – Ббб ла го да рю вас.
  
  
Венчались молодые в Казанском соборе Санкт-Петербурга после Покрова. Гантиуров дослужился до полковника и подал в отставку. Детьми княжескую чету Бог не благословил.
Букреев удачно женился на некой вдове с хорошим приданым и окончил свои дни помещиком в Смоленской губернии.
Предыдущая Страница Следующая Страница
вверх

Загрузка плеера
16450 (за 24 часа)


Онлайн издание MOS.NEWS - актуальные новости Москвы. Здесь можно получить достоверную и объективную информацию о том, что ежедневно происходит в столице. Наш ресурс для тех, кому интересно все, что касается любимого города. Основной принцип ресурса – правдивое и оперативное освещение событий, соблюдение стандартов качественной журналистики и приоритет интересов москвичей. Наши читатели могут выразить свою точку зрения в комментариях к новостям, обсудить знаковые события в авторских колонках, спланировать отдых с афишей Москвы, принять участие в формировании новостного контента, наконец, узнавать новое и развиваться.

Наши партнёры


ГОРОДСКАЯ СЕТЬ ПОРТАЛОВ ГРУППЫ MOS.NEWS