Если бы я была мужчиной…

О, я был бы таким вальяжным спокойным барином в шелковом халате, который лежит на диване, пьет кохвий и курит кальян. Ну еще иногда стреляется на дуэли, или не стреляется, хорошо, дерется на шпагах, саблях – вид оружия не важен.
Главное – я настоящий джентльмен, и слово честь – закон. И не дай Бог кому посягнуть на эту честь – мою, моей девушки, девушки моей девушки, левретки девушки моей девушки – в общем, любой особи женского пола, я тут же вызову обидчика на дуэль, и буду его стрелять или колоть, пока он не смоет оскорбление кровью!
А потом я снова буду лежать на диване в шелковом халате и пить кохвий и курить кальян… Кохвий и кальян… Кохвий и кальян…
Ну, иногда вечерами я буду выезжать в свет и там отплясывать на балах, а лучше даже нет – стоять у колонны и рассматривать дам в лорнет холодным надменным взглядом.
Я буду лорнировать их с ног до головы и с головы до ног и разговаривать с друзьями.
– Ах, Платон Федорович, погляди, какая у Марьи Кирилловны накидка. Да эти ее соболя вчера еще «мяу» кричали. О, Феодосий Игнатьевич, да посмотри только, у Аглаи Львовны локоны вот-вот отвалятся, знать закрепили плохо, то-то попадет сегодня ее дворовой девке-то. О, Модест Порфирьевич, твое здоровье, дорогой, твое здоровье, обрати внимание, сударь мой, какой у Гликерии Глебовны турнюр. Всем турнюрам турнюр. С ее-то прелестями и подкладывать ничего не надо, стоит только платье надеть, турнюр сам и образуется.
А потом мы стали бы играть в карты, и я бы мухлевал по-черному (да кто не мухлюет, скажите на милость, судари мои), но если бы кто вздумал обмануть меня – не миновать ему дуэли.
И вообще я весь такой упитанный, вальяжный, с пушистыми бакенбардами и небольшими усами – что красавицы, неужели я вам не нравлюсь? Да подите все прочь тогда, я и без вас проживу.
– Манька, Глашка, ублажите барина.