16.06.2016
13140
13140
"НЕИЗВЕСТНЫЙ" СОЛДАТ. ЧАСТЬ 3: ХУДОЖНИК
Шел 1974-й год.
Жизнь Григория Волошина – мучительная, страшная – близилась к концу.
Где-то далеко, почти в иной галактике, поднимали из руин города, осваивали целину, рукоплескали Гагарину и осуждали войну во Вьетнаме...
В той самой "галактике" жили его боевые товарищи – те, кому повезло вернуться, кто не умер от ран... Уцелевшие однополчане женились, растили детей, в День Победы поднимали тост за "погибшего Гришу Волошина".
Об "убитом Григории Андреиче" вспоминали его бывшие ученики.
А он год за годом лежал в Никольском скиту – безмолвный, отделенный от мира глухотой и беспамятством.
"...Кто смеет покушаться на память человека?!", – чуть позже вопрошал на весь мир Чингиз Айтматов. Он писал это не о летчике Волошине, но именно потерю памяти считал писатель самой жуткой утратой.
Война посмела украсть память у своего героя, – к Григорию она так и не вернулась.
Его удел был страшнее даже судьбы заключенных. Приговоренные к тюремному сроку (хоть бы и к пожизненному) все равно хранят надежду на иной исход. Бывший летчик из оков собственного тела и беспамятства вырваться не мог.
День за днем, год за годом мучительно всматривался он в мир, будто силясь увидеть тех, кто напомнит ему, кто же он. Но день за днем в глазах его мелькали лишь белые халаты да скорбные разумом соседи, чьей игрушкой (или жертвой) он мог быть всякий миг.
Однажды в глазах увечного летчика возник человек, изображенный на фото. Незнакомый бородач, такой естественный средь Валаамской обители (даже поруганной), был внешне схож с батюшкой. Но батюшкой он не был.
То был художник Геннадий Добров (1937-2011). Именно он не дал судьбе героя растаять вместе с угасавшей жизнью.
(Продолжение следует)
В той самой "галактике" жили его боевые товарищи – те, кому повезло вернуться, кто не умер от ран... Уцелевшие однополчане женились, растили детей, в День Победы поднимали тост за "погибшего Гришу Волошина".
Об "убитом Григории Андреиче" вспоминали его бывшие ученики.
А он год за годом лежал в Никольском скиту – безмолвный, отделенный от мира глухотой и беспамятством.
"...Кто смеет покушаться на память человека?!", – чуть позже вопрошал на весь мир Чингиз Айтматов. Он писал это не о летчике Волошине, но именно потерю памяти считал писатель самой жуткой утратой.
Война посмела украсть память у своего героя, – к Григорию она так и не вернулась.
Его удел был страшнее даже судьбы заключенных. Приговоренные к тюремному сроку (хоть бы и к пожизненному) все равно хранят надежду на иной исход. Бывший летчик из оков собственного тела и беспамятства вырваться не мог.
День за днем, год за годом мучительно всматривался он в мир, будто силясь увидеть тех, кто напомнит ему, кто же он. Но день за днем в глазах его мелькали лишь белые халаты да скорбные разумом соседи, чьей игрушкой (или жертвой) он мог быть всякий миг.
Однажды в глазах увечного летчика возник человек, изображенный на фото. Незнакомый бородач, такой естественный средь Валаамской обители (даже поруганной), был внешне схож с батюшкой. Но батюшкой он не был.
То был художник Геннадий Добров (1937-2011). Именно он не дал судьбе героя растаять вместе с угасавшей жизнью.
(Продолжение следует)
